Бабушка, я помню твое лицо во время похорон.
Выражение лица, которое ты оставила нам на память. Несогласие, борьба, высокомерие, протест. Отделение себя от мира. Ты ушла настоявшей на своём. В символичном Егорьевске, объегорив нас с днём смерти и, наверное, много с чем ещё.
Я не помню, когда я поняла, что люблю тебя. Точно не в детстве, когда я побаивалась вас с дедом, и стремилась провести на улице всё разрешённое время до темноты.
Скорее всего, в 2010, когда я с двумя детьми спасалась от московского ядовитого смога у тебя на даче. Ты меня кормила и рассказывала истории: про войну, про голод, про большую семью, про деда и его характер, про места, где больше никто не живёт. Ты метко шутила, крепко обнимала и желала мне лучшей жизни. Ты ничего от меня не ждала и ничего не просила и очень радовалась моим маленьким подаркам. И как никто готовила настоящую домашнюю пасту.
Моя любовь не слепила глаза. Я видела в тебе много нескладного. Считала, что готовила ты, скорее, невкусно. Меня огорчало, что ты ни о чем не мечтала, к соседям относилась с подозрением и ждала своего ухода вслед за подружками.
При этом я никогда не могла до конца поверить тем, кто тебя критиковал. Для меня твои шероховатости были неважными и не мешали тебя любить, поскольку ты связывала меня с веками и поколениями тех, кто жил до меня. Я ощущала, что мы связаны на таком глубоком уровне, глубже и важнее всех внешних драм, что эта связь питает и поддерживает меня мощным потоком.
Своей 90-летней непростой жизнью ты с очевидностью доказывала, что всё можно преодолеть и что радости хватит и в мелочах. А своими ошибками ты учила меня искать другой путь.
Анастасия Орехова